Если мы прочитаем одно за другим такие, например, стихотворения Пушкина, как «К Чаадаеву», «Деревня», «К морю», «Вновь я посетил…», «Послание цензору», «Пророк», «Осень», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…», то даже на слух заметим некоторые особсипосги языка лирических произведений Пушкина. В стихотворном языке Пушкина на широкой народной основе слились разные стилистические элементы русской речи: славянизмы, книжные и разговорные элементы общерусского языка, просторечие широких народных масс. До начала 20-х годов XIX в. Пушкин в своих взглядах на русский литературный язык придерживался точки зрения Н. М. Карамзина. Он считал, что книжный литературный язык необходимо сблизить с разговорным языком образованного общества. В своих произведениях этого периода Пушкин ограничивает употребление церковнославянизмов, но, с другой стороны, и живая разговорно-бытовая речь еще почти не входит в его стихотворения. С 1817 г. в поэтическом языке Пушкина появляется общественно-политическая, революционная терминология декабристских кругов.
Персонифицированные функции образа Даждь-бога в «Слове» очевидны. В этой связи следует подчеркнуть, что у наиболее прозорливых идеологов переходного периода феодальной раздробленности возникала феодальная забота о благополучии эксплуатируемых ими (для целей экономических и военных) «смердов», как было сказано в соответствии с классовой терминологией Владимиром Мономахом, или «ратаев», как поэтически сказано в «Слове». Как нетрудно было уже заметить, солнечная символика в «Слове» раскрывается в форме конфликта начал «тьмы» и «света». Эта антиномия широко представлена в сознании человечества, мифологии, поэзии. Однако во многих случаях, - и это особенно ясно из библейской традиции, - «светлые» и «темные» силы отчуждаются друг от друга. Так, воображаемая функция Саваофа проявлялась в том, что он произвел это качественное разграничение антиномий: «свет, яко добро, и разлучи бог между светом и между тьмою», он создал солнце и луну, светящие днем и ночью, чтобы «разлучат между светом и между тьмою».
Исследователи и комментаторы «Слова» неоднократно обращали внимание на то, что изображение солнечного затмения в «Слове» отвечало астрономическому факту, описанному также в двух летописях (Лаврентьевской и Ипатьевской). Предлагавшиеся по этому поводу констатации и толкования включались преимущественно в состав общих наблюдений над реалиями памятника, над его соотношениями с литературой и письменностью эпохи, над его композицией, связанной с предполагаемыми позднейшими перестановками в тексте. В целом эта научная методика была связана с общей тенденцией уподобления «Слова» всему тому, что его окружало или предположительно могло окружать в природе, общественной жизни, материальной культуре, искусстве, литературе, фольклоре, языке. Многолетние и разносторонние исследования в данном направлении принесли весьма значительные результаты, которые прочно вошли в пауку. Труды этого рода показали «Слово» на широком фоне культурных и литературных явлений, существовавших в Киевской Руси, и подтвердили подлинность произведения.
Известный русский баснописец, представитель просветительского реализма критического направления. Литература захватывала И. Крылова с детских лет и, хотя работал мелким чиновником и библиотекарем, уже с 20 лет был издателем собственных журналов, где печатал яркие сатирические произведения. Первые басни - «Дуб и тростина», «Капризная невеста» - были напечатаны в 1806 году в журнале «Московский зритель». Успех был неопровержимый. Крылов создал почти 200 басен. В. Белинский высказал свое увлечение творчеством Крылова, сказав, что «это не просто басни: это повесть, комедия, юмористический очерк, злая сатира». Почти треть басен написана на сюжеты, общие с произведениями Лафонтена, но читателей захватывает актуальность, народности, простота и ясность мысли. Много выражений из басен стали афоризмами, ими пользуются и теперь: «А Васька слушает да ест», «А Моська, несомненно сильная, раз гавкает на слона». Имя Крылова навсегда вошло не только в русскую, но и всемирную литературу. Признательные потомки на собранные народом средства соорудили памятник баснописцу - в Петербурге в Летнем саду.
Введение фрагмента из эпоса о Всеславе послужило автору «Слова» основанием для того, чтобы провести интересную его слушателям параллель между давней легендарной попыткой Всеслава овладеть Тмутараканью и новой мечтой, приписываемой Игорю и Всеволоду «Буй-Туру», отвоевать для себя это княжество их деда Олега - «поискати града Тьмутороканя», как говорят «бояре» Святославу. Едва ли можно допустить, что Игорь и его соратники, даже при всей их полностью подтвердившейся событиями политической нерасчетливости, могли действительно ста нить перед собой такую непосильную задачу: пробиться со своими шестью полками через «Половецкую землю» и отвоевать Тмутаракань у византийского императора Андросика I Комптша. Вполне естественно, что летописные повести, посвященные походу 1185 г., о Тмутаракани не упоминают.