Образ Мефистофеля — символ силы отрицающей
В конце 90-х гг., уже после того, как появилась первая публикация написанных к тому времени частей трагедии, Гёте набросал для себя в общем виде план и основные идеи произведения. В этой записи есть такие строки: «Спор между формой и бесформенным. Предпочтение бесформенного содержания пустой форме». Слова эти прямо относятся к спору между Фаустом и Вагнером. Вагнер - «форма», т. е. нечто завершенное, замкнутое, остановившееся в своем развитии, Фауст - «бесформенное», т. е. открытое, равивающееся. Вагнеру безразлично то, что волнует Фауста; сам он мало о чем тревожится. В. Г. Белинский с иронией писал, что ученый подобного типа «садится на науку, как на лошадь, зная вперед, куда привезет она его». Фаусту не нужна такая ученость, он не может жить, оставаясь вне жизни. Как и Вертер, он приходит к мысли о самоубийстве,- но в отличие от Вертера вовремя оставляет эту мысль. Разочарование для Фауста не безысходный тупик, а стимул к поискам истины. Ночь отступает. Следует сцена «У ворот». Мрачную келью ученого сменяет залитый солнцем простор. «Пестрит воскресная толпа» - крестьяне, солдаты, подмастерья, студенты, надменные барышни, веселые служанки, нищие. Звучит живая, бойкая речь.
Подмастерье подбивает своего товарища отправиться в слободу:
- Таких, как возле замка в слободе,
- Ни девушек, ни пива нет нигде,
- И первый сорт задиры и скандалы.
- Студент окликает приятеля:
- Гляди, девчонка под руку с девчонкой! А ну-ка, за обеими вдогонку!
- Девушка-горожанка не скрывает обиды:
- Могу сказать, студенты - кавалеры!
- Я удивляюсь, как не стыдно им.
- У барышень хорошие манеры,
- Они же липнут к горничным простым.
Сюда, за городские ворота, на вольный воздух, приходят Фауст с Вагнером. Вагнеру не по себе, он чужой в этой веселой суете. Фаусту же хорошо среди народа:
- Смотри, как валит вдаль народ
- Из старых городских ворот.
- Всем хочется вздохнуть свободней,
- Все рвутся вон из толкотни.
- В день воскресения господня
- Восстали также и они.
- Они восстали из-под гнета
- Конур, подвалов, верстаков,
- Ремесленных оков без счета,
- Нависших крыш и чердаков,
- И высыпали на прогулку
- Из хмурящейся тьмы церквей,
- Из, узенького закоулка
- И растеклись ручьев живей.
- Как человек, я с ними весь:
- Я вправе быть Им только здесь.
И крестьяне приветствуют Фауста, благодарят его за помощь, которую он оказывал им как лекарь. Они видят в нем друга. А Фауст думает о своем долге перед ними. Следующая сцена– «Рабочая комната Фауста» - содержит важное обобщение о самой сущности жизни. Герой, погруженный в раздумье, раскрывает евангелие и начинает переводить его с древнегреческого. «В начале было Слово»;- формулирует он, переводя логос как слово. Но деятельная натура Фауста не может принять ни эту формулу, ни ее вариант: «В начале Мысль была». Он находит другой, поскольку слово Логос имеет несколько значений: «В начале было Дело». Дело, деяние, труд - Фауст знает, что без этого нет человека, нет жизни людской.
Не случайно эта сцена очень нравилась Н. Г. Чернышевскому, и он сделал свой ее перевод, подчеркнув материалистический смысл вывода Фауста: «В начале было Бытие».
Именно в этой сцене перед Фаустом появляется Мефистофель. Он еще раньше кружил возле Фауста в виде черного пуделя, но обнаруживает себя только теперь, когда в Фаусте созрела готовность принять решение. Фауст заключает с чертом договор, чем завершается первый этап его исканий. Гёте заметно углубляет здесь конфликт, намеченный в «народной книге». Его Фауст идет на сделку с Мефистофелем не только потому, что движим жаждой полноты бытия, но и потому, что чувствует ответственность перед людьми:
- Отныне с головой нырну
- В страстей клокочущих горнило,
- Со всей безудержностью пыла
- В пучину их на глубину!
- В горячку времени стремглав!
- В разгар случайностей с разбегу!
- В живую боль, в живую негу,
- В вихрь огорчений и забав!
- С тех пор как я остыл к Познанью,
- Я людям руки распростер.
- Я грудь печалям их открою
- И радостям - всему, всему,
- И все их бремя роковое,
- Все беды на себя возьму.
Тут же перед нами новое противопоставление: Фауст - Мефистофель.
Кто же такой Мефистофель? Это не просто черт из сказки. В художественной системе философски насыщенного произведения Гёте Мефистофель, как и Фауст, предстает фигурой, символизирующей существенные жизненные начала. «Я дух, всегда привыкший отрицать», - говорит он. Мефистофель - символ силы отрицающей. Но ведь без отрицания не бывает и созидания. Такова диалектика всякого развития, в том числе и развития свободной мысли. Н. Г. Чернышевский говорил: «У Гёте Мефистофель - выражение безграничного отрицания (в теории и в жизни), скептицизма. Скептицизм есть зло, но он не губит сильного духом человека. .. Отрицание ведет только к новым, более чистым и верным убеждениям». Вот почему Мефистофель может характеризовать себя так: «Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла». Не будет также ошибкой видеть в Фаусте и Мефистофеле две стороны единой натуры человека: вдохновенный энтузиазм и насмешливую трезвость. И не случайно Гёте дал Мефистофелю немало собственных мыслей.
Будучи фигурой символической, Мефистофель вместе с тем наделен остро очерченной индивидуальностью: умный, смелый, находчивый, озорной, он в то же время может быть безжалостным, беспощадным. Гёте одарил его некоторыми духовными чертами Гердера, внешне же сделал его похожим на одного из близких своих друзей - едкого и остроумного Генриха Мерка. Во второй части трагедии, где Фауст обращается к созиданию, а Мефистофель ему мешает или же искажает его намерения, привнося дух хищничества во все, к чему ни прикоснется, образ Мефистофеля приобретает сатирические черты. Именно Мефистофель становится проводником Фауста в его жизненных странствиях. Он нужен Фаусту, потому что нельзя двигаться вперед, не оставляя позади того, что уже изжило себя. Но, чуждый созиданию, Мефистофель способен помогать Фаусту лишь до известных пределов.
Хорошее сочинение? Тогда в закладки - » Образ Мефистофеля — символ силы отрицающей . Это нужно, ведь не потеряешь!
Содержание интересных новостей
Новые сочинения: