Лермонтов основоположник критического реализма
Романтизм Лермонтова выражен настолько ярко, что отрицать его невозможно. Он признается всеми исследователями без исключения с той только разницей, что одни распространяют романтизм на все творчество поэта, другие признают его, но с оговорками, и ищут в недрах лермонтовского романтизма элементы реализма, придавая им преувеличенное значение, третьи идут еще дальше по пути ограничения сферы действия романтической эстетической системы и видят в Лермонтове основоположника критического реализма.
Сторонники этой распространенной концепции, закрепленной в различных вариациях в учебниках истории русской литературы для высшей школы, ссылаются главным образом на роман «Герой нашего времени». «В творчестве Лермонтова второй половины тридцатых годов, - говорится в десятитомной академической «Истории русской литературы», - одновременно сосуществовали традиции мятежного романтизма и традиции критического реализма, которые все более вытесняли элементы романтизма, уже недостаточно выражавшие зрелое отношение поэта к жизни, к русской исторической действительности».
По этой концепции, во второй половине 30-х годов Лермонтов отходит от романтизма, преодолевает его; теперь отпадает «необходимость маскировать своего героя, облачая его в одеяние падшего ангела или преображая его в мятежного инока», теперь встает перед автором во весь рост задача реалистического изображения «характерного героя своего времени - человека одаренного и мыслящего, но искалеченного светским воспитанием и оторванного от жизни своей страны и своего народа. Так возникает образ Печорина и весь замысел романа „Герой нашего времени”».
Неясно прежде всего, где рубеж перехода поэта на новые позиции? «Замаскированные образы», противопоставленные здесь образам реалистическим, проходят через все творчество Лермонтова. Поэма «Мцыри», героем которой является романтический «мятежный инок», написана в 1839 году, т. е. почти одновременно с романом «Герой нашего времени», а последний вариант романтического «Демона», как известно, относится к 1841 году.
Кроме того, возникает вопрос: о каких традициях критического реализма идет речь в русской литературе 30-х годов? Очевидно, имеются в виду «Евгений Онегин» и проза Пушкина, а также ранние повести Гоголя, в которых, впрочем, еще достаточно сильны позиции романтизма. В этот период в русской литературе только формируется критический реализм, и слишком рано говорить о его традициях. В то же время романтизм переживает свой бурный расцвет.
Немало путаницы вносит неверное толкование смысла критических суждений Лермонтова о романтизме. Следует прежде всего выяснить, о каком романтизме речь? Можно ли, опираясь на эти суждения, утверждать, что автор «Героя нашего времени» отвергает эстетическую систему романтизма? Одним из веских аргументов в подтверждение тезиса о том, что Лермонтов «развенчивает» романтического героя, борется с романтизмом, является ссылка на «представителя идеальных фразеров», Грушницкого. «Сопоставлением этих образов (Печорина и Грушницкого- пишет А. А. Титов, - Лермонтов… проводит четкий водораздел между романтическим и реалистическим героем».8Мысль, высказанная здесь, не нова. Она в более развернутой форме присутствует в давней статье С. М. Петрова.9 Но, для того чтобы это было так, как утверждается в статье А. Титова, надобно прежде доказать, что Лермонтов в лице Грушницкого видел истинного романтика, а не человека, который только щеголяет романтической «одеждой».
Образом Грушницкого Лермонтов осуждал, разоблачал не истинный романтизм,
а романтизм мнимый, ложный, который пользуется лишь внешними признаками романтизма, оставаясь чуждым его духу. Автор романа особо подчеркивает, что Грушницкий лишь «драпируется» «в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания».10 Разве не ясно, что одно дело изображать себя романтиком, становиться в позу романтика, щеголять романтической фразеологией, другое дело быть действительно романтиком. Одно дело накинуть на себя байронический плащ, другое - обладать теми душевными качествами, которые на самом деле были свойственны мятежной личности великого английского поэта и его героям.
И в предисловии ко второму изданию романа «Герой нашего времени», где «трагические и романтические злодеи» стоят в одном ряду с «ужасными и уродливыми вымыслами», ирония, ядовитые стрелы автора направлены против излишеств «неистового» романтизма типа Марлинского и Бенедиктова, романтизма ложного, эпигонов романтизма. Лермонтов в период создания «Героя нашего времени», как было указано Б. М. Эйхенбаумом, «вступает в борьбу с эпигонами романтизма».
Шестидесятые годы внесли нечто новое в толкование мироздания Лермонтова и стилистической природы его романа. О реализме «Героя нашего времени» стали писать более сдержанно, с большей осторожностью. У сторонников концепции реализма Лермонтова теперь нет уже того идиллического единодушия, которое наблюдалось лет двадцать-тридцать назад.