Когда-то в давность баллада была одной из главных форм рассказов об определенных событий или известных людей. Даже о некоторых исторических фактах мы можем узнать лишь из баллад, народных дум или других подобных произведений. Самое прошлое живое в них. Но и позднее поэты старались воссоздавать дух давности, обращаясь к старинным поэтическим формам. Так возникшая литературная баллада. Одной из известнейших литературных баллад есть «Песня о вещем Олеге» известного русского поэта Александра Пушкина, в которой рассказывается о гибели князя Киевской Руси Олеге, которой предшествовало пророчество волшебника. Баллада написана образным, поэтическим языком, благодаря которому можно не только увидеть картины событий прошлого, а и справиться о ценностях и характере эпохи.
Повесть А. С. Пушкина «Метель» входит в цикл «повестей Белкина», написанного во время расцвета творчества этого выдающегося русского писателя - в знаменитую Болдинскую осень. А. С. Пушкина известный всему миру прежде всего как поет. «Метель» и другие повести цикла доказывают, что он вместе с тем есть и талантливым прозаиком, но не удивительно, что в его прозе ощущается много от поэзии. Можно еще сказать - от песни. Вообще на слова его стихи написаны много романсов и песен. В повести «Метель» с самого начала ощущается родственное с музыкантом расположение духа. Не случайно А. С. Пушкина поместил как эпиграф стихи другого известного русского поэта - Жуковского, который тоже был автором текстов многих романсов.
Общий очерк онегинской топографии также существует. Это «Комментарий», написанный Ю.М. Лотманом, где говорится о том, «сколь значительное место в романе занимает окружающее героев пространство, которое является одновременно и географически точным и несет метафорические признаки их культурной, идеологической, этической характеристики». Жанр комментария позволяет автору, кратко остановившись на принципах изображения Пушкиным пространства в «Онегине», показать, как обрисованы Петербург, Москва и помещичья усадьба. Пространство «Онегина» со стороны эмпирии дано поэтому хотя и подробно, но выборочно, а метафорические и иные его признаки не подлежат ведомству комментария. Попробуем кратко восполнить то и другое. Сначала о том, как мы переживаем реальное пространство «Онегина» в целом, а затем его географические черты.
Концентрируя поэтическое пространство «Онегина», Пушкин актуализирует его семантически самыми разнообразными средствами. Центральное место сна Татьяны в романе подтверждается особым положением пятой главы в композиции. Главы «Онегина» вплоть до «Отрывков из путешествия» героя, как правило, завершаются переключением в авторский мир, который, таким образом, служит барьером между фрагментами повествования. Это правило нарушается единственный раз: пятая глава, не встречая сопротивления авторского пространства и как бы даже подчеркивая на этот раз непрерывность повествования, перебрасывает его в шестую. Преимущественная повествовательность пятой главы выделяет ее содержание как непосредственно примыкающее к центру, то есть к сну Татьяны, тем более что на «полюсах», то есть в первой и восьмой главах, а также в «Отрывках», мы наблюдаем полную обведенность повествования авторским пространством. Оно означает, следовательно, внешнюю границу онегинского текста, занимая его периферию и опоясывая в целом мир героев.
Взаимовложенность двух стихов «Онегина» как пространств из примера С.Г. Бочарова показывает, какие неисчерпаемые резервы смыслов заключены в этой напряженной проницаемости-непроницаемости. Усиление смыслообразования в пространствах такого типа в чем-то подобно функциям полупроводников в транзисторном устройстве. Заодно видны и трудности, связанные с пространственными интерпретациями: то, что выступает как совмещенное, может быть описано только как последовательное.