В то время какПьер идет по Москве под конвоем французских улан; в то время как Наташа, выбросив из подвод имущество всей семьи, опускается на колени перед раненым князем Андреем; в то время как по горящей Москве скачут солдаты Мюрата и хмурый Наполеон сидит в Кремле, - ничто не изменилось в жизни петербургского света, только «с большим жаром, чем когда-нибудь, шла сложная борьба партий… заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней». Анна Павловна, как всегда, устраивает вечер - «в самый день Бородинского сражения» - и патриотически упрекает тех своих гостей, кто осмеливается ездить во французский театр. Зато графиню Элен Безухову они любят, потому что Элен дочь салонов.
Вы помните длиннолицую княжну Катишь, кузину Пьера? Ту самую, у которой волосы были всегда так гладко причесаны, что казались «сделаны из одного куска с головой»? Ту, что вместе с князем Василием собиралась припрятать завещание старого графа Безухова, хранившееся в мозаиковом портфеле, и тем самым ограбить Пьера? Мало приятная особа. Но вот в августе 1812 года она явилась в кабинет Пьера, поскольку до сих пор продолжает жить в его доме. Пьер объяснил ей, что французы в Москву не придут, но княжна ответила: «Я об одном прошу… прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу». Пьер пытался внушить ей, что опасности нет (это было еще до Бородинского сражения), но княжна отвечала: «Я вашему Наполеону не покорюсь». И уехала на другой день к вечеру.
Когда роман Толстого вышел в свет, далеко не вся критика была в восторге от этого произведения. Один из участников битвы писал, что он не мог «без оскорбленного патриотического чувства дочитать этот роман, имеющий претензию быть историческим». Другой критик обратился к Толстому с такими словами: «Какой бы великий художник вы ни были, каким бы великим философом вы себя ни мнили, а все же нельзя безнаказанно презирать свое отечество и лучшие страницы его славы». Что же так оскорбляло этих людей, в чем они видели презрение Толстого к своему отечеству? В той правде, которую сказал писатель о войне. Им хотелось бы прочесть книгу о легкой, бескровной победе над Наполеоном. Их не устраивало то, что война в книге Толстого - некрасива, безобразна, безнравственна.
И вот наступает 26 августа - день Бородина. Вместе с Пьером мы видим очень красивое зрелище: пробивающееся сквозь туман яркое солнце, вспышки выстрелов, «молнии утреннего света» на штыках войск… Пьеру, как ребенку, «захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки». Он долго еще ничего не понимал: приехав на батарею Раевского, «никак не думал, что это… было самое важное место в сражении», не замечал раненых и убитых… В представлении Пьера война должна быть торжественной, а она оказалась не праздником, не парадом; для Толстого война - тяжелая, будничная и кровавая работа. Вместе с Пьером мы внезапно начинаем видеть это, вместе с ним ужасаемся тому, что видим.
Пьер и сам не мог бы объяснить, зачем он поехал на Бородинское поле. Он знал только, что невозможно оставаться в Москве, что нужно ехать. Он хотел видеть своими глазами то непонятное ему и величественное, что должно было решить его судьбу и судьбу России. Но в его решении была еще одна причина: он должен был увидеть князя Андрея, который мог объяснить ему происходящее. Только ему мог поверить Пьер, только от него ждал в этот переломный момент своей жизни каких-то важных, решающих слов. И вот они встречаются. Князь Андрей холоден, почти враждебен - Пьер невольно, одним своим видом напоминает ему о прежней жизни, о Наташе, а князь Андрей не хочет сейчас помнить об этом. Все, что он говорит, звучит злобно, как звучали в последнее время почти все слова его отца. Но, разговорившись, князь Андрей невольно совершает то, чего ждал от него Пьер, - объясняет положение дел в армии. Как и все солдаты, как большинство офицеров, он считает величайшим благом отстранение Барклая и назначение Кутузова: «Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности, нужен свой, родной человек».